Теоретические основы изучения студенческой молодежи

Исследования проблем молодежи в России имеют довольно длительную историю. По крайней мере с начала ХХ века они велись в режиме известной автономии в рамках складывавшихся тогда общественных наук - психологии, социологии, антропологии, криминологии и т.д. Таковыми, в частности, были социальные обследования студенческой молодежи в ряде университетов России, проведенные в 1910-х годах. Но, разумеется, и число исследований по молодежной проблематике, и их масштабность в то время были очень незначительными, а какой-либо теории молодежи в связи с ними не формулировалось.

Тем не менее на эмпирическом уровне собирался материал, впоследствии давший толчок для построения оригинальных теоретических концепций, связанных с осмыслением феномена молодежи. На последнее обстоятельство необходимо обратить внимание прежде всего потому, что в начале прошлого века не только слаба еще концептуальная база исследований молодежи, но и - что более важно - еще не проявились на феноменальном уровне черты молодежи как особой социальной группы. Ее объективное положение и субъективные черты (самоидентификации) в то время не имели явно выраженного характера.

Для современного знания о молодежи большое значение имеют исследования - теоретические и эмпирические, - которые проводились с середины 1960-х годов, когда возникли новые условия для развития в СССР общественных наук, возродилась социология, существенно изменилась ситуация в психологии и педагогике и т.д. Созданная в 1964 г. при Центральном Комитете ВЛКСМ группа социологии стала первой (после длительного, на несколько десятилетий перерыва) в стране собственно социологической лабораторией, и не случайно развитие в СССР социологии как науки теснейшим образом связано с разработкой проблем молодежи, с обеспечением исследований, проводившихся по инициативе и при организационном и финансовом обеспечении комсомольских органов.

Эмпирические исследования по молодежной проблематике в 1960-1980-е годы приобрели огромный размах. Проведение всесоюзных, региональных, местных опросов молодежи (а именно анкетные опросы в то время ассоциировались с социологией как наукой) вошло в постоянную практику партийной и комсомольской работы. Научные коллективы и отдельные ученые специализировались на различных тематических блоках, из которых наиболее активно изучались проблемы труда и трудового воспитания молодежи, идейно-политического воспитания, общественной активности, ценностных ориентаций молодежи, жизненного старта и т.д. В этих исследованиях сложился научный авторитет таких ныне известных социологов, как Н. М. Блинов, Б. А. Грушин, С. Н. Иконникова, И. М. Ильинский, А. И. Ковалева, И. С. Кон, В. Ф. Левичева, В. Т. Лисовский, М. Н. Руткевич, М. Х. Титма, В. Н. Шубкин и др.

В последние годы существенно преобразилась направленность исследований в области социальной работы с молодежью. Было бы неверно считать, что они стали проводиться лишь тогда, когда в России утвердилось (в том числе и в нормативных правовых актах) понятие "социальная работа", развернулась подготовка специалистов по социальной работе, сформировались учреждения социальной службы для молодежи, - т.е. после 1991 г.

Теоретическая разработка проблем молодежи, как представляется, прежде всего должна идти по пути разрешения ряда противоречий, которые сложились в практике эмпирических исследований, что тесно связано и с вопросом о социологическом обеспечении молодежной политики, социально-молодежной работы и других практических сфер применения научных знаний о молодежи. На создание более адекватной практическим задачам теории молодежи направлены попытки многих отечественных исследователей, посвятивших себя изучению молодежной проблематики.

Теоретическое обоснование националистических настроений

Эмиль Дюркгейм рассматривает общество вообще как независимую от индивидов, надындивидуальную реальность, источник всех высших ценностей; общество доминирует над индивидом и, в определенной степени, создает его. Чтобы описать, каким образом общество, грубо говоря, управляет поведением индивидов, Дюркгейм вводит понятие социального факта: "Социальным фактом является любой, устоявшийся или нет, способ сделать индивида восприимчивым к внешнему принуждению, кроме того, способ, общий для данного социального пространства"[1] [1]. Таким образом, ксенофобские настроения, будучи проявлениями неких общезначимых норм, должны были быть спровоцированы неким социальным фактом, существующим внешне по отношению к индивидам и обладающим принудительной силой по отношению к ним. В качестве примера можно привести исторические события - в особенности периоды кризисов и социальных потрясений, когда рушится сложившаяся иерархия ценностей. "Состояние ценностно-нормативного вакуума, характерного для переходных и кризисных периодов в развитии обществ, когда старые нормы и ценности перестают действовать, а новые еще не установились, Дюркгейм называл аномией"[2] [2]. В период социальных потрясений структура общества меняется, человек теряет идентификацию со своим социальным классом, остается лишь идентификация с этнической или религиозной группой. Именно по этому признаку человек начинает делить окружающих на "своих" и "чужих", находясь в состоянии аномии.

В своей работе "О разделении общественного труда" Дюркгейм задается вопросом относительно связей, которые объединяют людей друг с другом, и приходит к выводу, что зависит это, прежде всего, от типа данного конкретного общества. Традиционное общество основано на механической солидарности, для которой характерно коллективное сознание, строгое социальное принуждение в форме репрессивных законов и высокая степень религиозности. Бесконфликтное состояние такого типа общества поддерживается принуждением, репрессивными мерами и очень сильным коллективным сознанием, в котором фактически "Я приравнивается к МЫ". Такое общество не может существовать долго без изменений, это лишь переходный этап от механической солидарности к органической. Современное общество основано на органической солидарности, которая порождается разделением общественного труда, и которая основана не на сходстве, а на различии индивидов. Для поддержания мирного сосуществования разных индивидов, по мнению Дюркгейма, необходимы общие ценности и придание коллективному сознанию достаточного авторитета [1]. В условиях аномии, как было сказано выше, общие ценности отсутствуют, поэтому бесконфликтное существование общества в период кризиса невозможно по определению.

Аналогичной точки зрения придерживается Питирим Сорокин, но добавляет, что ослабление ценностных установок может привести не только к внутренним конфликтам и гражданским столкновениям, но и к международным войнам. Так, история и антропология дают сотни примеров войн, возникавших при встрече двух ранее изолированных племен, например в процессе переселения или колонизации. Гражданские же войны возникали вследствие быстрого и коренного изменения ценностей в одной части данного общества, тогда как другая либо не принимала перемены, либо двигалась в противоположном направлении, - это, в терминах Дюркгейма, и есть аномия. Для преодоления такого рода конфликтов Сорокин предлагает полностью пересматривать систему ценностей, создавать новую нормативную базу, учитывая ошибки и недочеты старой: "Когда старый город разрушен, мудрые строители не занимаются восстановлением поверженных зданий с их прежними недостатками и неудобствами. Они пытаются построить новый город без дефектов старого"[3] [3].

В продолжение темы общепринятых ценностей и норм, Эрвинг Гоффман утверждал, что "необходимым условием социальной жизни является наличие у всех участников одного и того же набора нормативных ожиданий, когда нормы поддерживаются отчасти потому, что они инкорпорированы каждым"[4] [4]. Совокупность этих нормативных ожиданий представляет собой привычную картину мира, сложившуюся в данном обществе систему представлений. Французский антрополог К. Леви-Стросс в своей книге описывает случай, произошедший в племени зуньи в Новой Мексике. Юношу обвиняли в колдовстве: он якобы был виновен в том, что с девочкой из того же племени случился нервный припадок после контакта с обвиняемым. Несмотря на то что в этом племени колдовство каралось по закону, юноша, на деле непричастный к происшедшему, не только признался в колдовстве, но и доказал свою вину. Дело в том, что для племени главную опасность представляла не болезнь девочки, а то, что юноша отрицал факт колдовства, то есть он был опасен для племени как человек, разрушающий сложившуюся систему представлений. Доказав свою "вину" подросток подтвердил нормативные ожидания своих соплеменников и таким образом "сумел превратиться из угрозы безопасности своей группы в гарантию ее духовного единства"[5] [5].

Вроде бы все хорошо: оправдывая нормативные ожидания общества, индивид никогда не вступит с ним в конфликт. Но оказывается, что иногда "просто желания придерживаться нормы недостаточно, так как индивид во многих случаях не обладает непосредственным контролем над собственным уровнем поддержания нормы. Это вопрос состояния, в которое индивид попадает, а не его воли" [4]. Речь идет о том, что помимо норм, которые могут быть поддержаны большинством без особых затруднений, есть также нормы, связанные с физическими данными человека. А притвориться принадлежащим к другой этнической группе, как в предыдущем примере юноша притворился колдуном, как бы ни хотелось - не получится. Это соответствие некоему стандарту Гоффман называет нормой идентичности, которую индивиды, принадлежащие к меньшинствам - то есть "не подходящие под стандарт", либо принимают, осознавая, что сами они "другие", либо не принимают и отчуждаются от общества, придерживающегося этой нормы. В любом обществе, в котором есть нормы идентичности, складываются стигмы - ассоциирование одного качества индивида (например, его расовой принадлежности) с другими (чертами поведения, умственными способностями). Наличие стигм или стереотипов в обществе - одна из причин ксенофобии: мы не принимаем во внимание, что не все цыгане - наркоторговцы, кавказцы - воры и убийцы, евреи - жадные и т.п. Эти стереотипы укоренились в нашем сознании, и нужна немалая смелость, чтобы объективно взглянуть на вещи.

Есть еще один аспект, который нельзя оставить без внимания: нужно узнать, чем характеризуется в терминах социологии активная составляющая ксенофобии (митинги, агрессивные выпады против тех или иных групп и т.п.). Такого рода деятельность ориентирована на других людей, на все общество в целом, значит, она социальна. Альфред Шюц в своей работе определяет "социальное действие как действие, которое соотносится с установками и действиями других людей и ориентировано на них в своем протекании"[6] [6]. Отличительной особенностью действия является наличие мотивов, которые автор делит на две категории: мотив для-того-чтобы (соотносится с будущим и тождествен объекту, или цели, для осуществления которой само действие является средством) и мотив потому-что (соотносится с прошлым и может быть названо поводом или причиной действия). Деятельность, направленная, к примеру, на разжигание этнической розни, основана скорее на мотиве потому-что ("я против кавказских иммигрантов, потому что они ведут себя некультурно"), реже - на мотиве для-того-чтобы ("мы избили гражданина Б, чтобы он понял, что ему не место в нашем городе").

Эти теоретические предпосылки зачастую подтверждаются практикой, хотя систематизированное изучение понятия ксенофобии в современном обществе, выявление ее причин началось не так давно. Нас в данном исследовании будут интересовать работы отечественных социологов, посвященные проблеме ксенофобии постсоветского пространства, то есть не какие-то абстрактные идеи, а наши насущные проблемы.

Ксенофобия (xenos - чужой, phobos - страх) - это настороженность и недоброжелательство по отношению к чужим, которые могут варьироваться от подозрительности до страха и от неприязни до ненависти[7] [7].

Чужой изначально понимался как гость, пришелец, не член полиса, иными словами - личность, не принадлежащая коллективу по какому-либо признаку. А. Муравьев классифицирует эти признаки на социальные, этнические и идеологические; зачастую имеет место смешение всех трех признаков[8] [8]. То есть чужаки - это иные этносы, религиозные меньшинства, отличающиеся по целям от большинства социальные группы. В зависимости от того, кого мы воспринимаем как чужака, различают разные виды ксенофобии:

Вражда по социальному признаку существовала всегда, многие политические режимы не только поддерживали ее, но и провоцировали. Маркс, к примеру, считал ее двигателем исторического прогресса (общественные формации).

Религиозная фобия, по большому счету, осталась в средневековье: Крестовые походы, преследования иноверцев, еретиков. В настоящее время религия не играет столь важной роли в обществе и государстве, поэтому конфликты на религиозной почве не носят массовый характер.

И, наконец, этнофобия - неприязнь по отношению к людям, принадлежащим к другим этническим группам. Этнофобия - наиболее распространенный тип ксенофобии в современном мире. Москва отнюдь не исключение. По словам экс мэра Москвы Лужкова, "Россия - это бочка с порохом межнациональных отношений"[9] [9], поэтому в дальнейшем в данной работе под словом "ксенофобия" будем подразумевать именно этнофобию.

Самыми яркими проявлениями этнофобии в Москве являются антисемитизм и, так называемая, кавказофобия. Что касается антисемитизма, то он существовал еще при Советском Союзе, естественно в скрытой форме, и "определялся отношением к евреям не как к этносу, а скорее как к социокультурной группе, потенциально враждебно настроенной к советскому обществу и его идеологии" [9]. После развала Советского Союза тенденция к исчезновению государственного антисемитизма компенсируется антисемитскими настроениями у некоторых националистических партий и организаций. Целью этих партий является завоевание большего влияния среди той части населения, которая объясняет свои несчастья поисками внешнего врага - "еврея-демократа", захватившего ключевые посты в государстве [9].

Кавказофобия - термин, сравнительно новый, появившийся в связи с возникновением массовой кавказской диаспоры. Этот тип ксенофобии никогда не провоцировался властями, однако в настоящее время является наиболее распространенным и поэтому опасным. Возникновение этого явления объясняют рядом причин. В частности, по словам А. Малашенко, первой причиной являются массовые миграции кавказцев в российские города, в особенности в Москву, что само по себе непривычно.

Во-вторых, кавказцы, в силу своей предприимчивости, легко приспособились к рыночным отношениям, отсюда - образ спекулянта-кавказца, который вызывает негативные эмоции у русских покупателей.

в-третьих, с кавказцами связан рост преступности, кстати, не без оснований. Дело в том, что "в некоторых регионах Кавказа разбой на уровне массового сознания воспринимается как некая специфическая форма героизма и в отдельных случаях встречает понимание" [9]. В довершение к этому стереотипы поведения, принятые в их родных странах, не входят в рамки привычного для россиян поведения: громкий говор, бурная жестикуляция, презрительное отношение к женщинам, - все это вызывает неприязнь, страх, ненависть.

В зависимости от типа поведения, склонности к агрессивному или депрессивному состоянию А. Муравьев предлагает рассматривать ксенофобию в двух формах - скрытую (по депрессивному типу: "все забрали черные", "жиды весь мир скупили") и явную (по агрессивному типу: "бей!. ") [8].

Понятно, что другие этнические группы - не такие, как мы. Они по-другому ведут себя, у них есть свои обычаи и традиции, они по-другому видят мир. Но одного этого недостаточно для ненависти, проявляющейся в тех агрессивных действиях, которые нам приходится наблюдать. У всех исследователей, изучающих причины ксенофобии, нет однозначного ответа на вопрос о ее истоках. В данной работе проведена попытка систематизировать и осветить как можно больше версий. Прежде всего, можно условно разделить причины ксенофобии на исторические и не связанные с ходом истории, переживаемые индивидом на тех или иных психологических основаниях.

Исторические причины возникновения ксенофобии:

В. Илюшенко утверждает, что ксенофобия - один из законов зоопсихологии: "чужой несет опасность, поэтому лучше избегать чужого, то есть мимикрировать, или быть готовым сразиться с ним"[10] [10]. В обществе первобытных людей под понятием "чужой" понимались прежде всего другие племена, поскольку угроза исходила именно от них. Представители этих племен, говорящие на другом языке, соблюдающие другие обычаи, расценивались не просто как враги, но как нелюди. Убийство чужого расценивалось не как преступление, а как подвиг, исполнение патриотического долга. Если подумать, наши скинхеды пользуются теми же принципами, а иногда теми же способами, разве только не приносят голову убитого домой.

В эпоху средневековья нередким было высокомерное отношение граждан крупных империй к чужим народам. Такое явление имеет место, когда самооценка народа достаточно высока, и он не видит себе угрозы в чужаках [8]. В этом случае чужаки расценивались как варвары, некультурные, неграмотные, недостойные жизни. Сюда же можно отнести представление о "высшей" и "низших" расах, получившее распространение в фашистской Германии.

Говоря о России нельзя забывать, что у нее был свой исторический путь, и ведущую роль в формировании ксенофобии на этом пути сыграл Советский Союз. На первый взгляд кажется, что все этнические разногласия начались как раз после распада СССР, но многие ученые убеждены в обратном. Советское руководство изначально выстраивало государство как "многонациональное", а созданное в его рамках общество "было провозглашено высшим достижением человеческой мысли и практики, носителем абсолютных духовных и социальных идеалов" [9]. Это было на словах, а на деле после революции 1917 г. официальная советская идеология фактически санкционировала существование ксенофобии как таковой. А. Осипов так пишет об этом: "Социалистический интернационализм содержал изрядную долю лицемерия. Он вполне успешно сочетался с депортациями в 30-50-е годы целых народов (чеченцев, немцев, крымских татар), со скрытой, но систематической дискриминацией евреев и репрессированных этнических групп, с негласными ограничениями и предпочтениями по этническому признаку"[11] [11]. Конечно, власти избегали открытых ксенофобских заявлений. Вот один наглядный пример: официально союзные республики и автономии не признавались владениями этнических групп, давших им названия (Узбекистан - от узбеков, Грузия - от грузин и т.п.), но такие представления присутствовали в обыденном языке, для народа это было самоочевидным - люди прочно усвоили, что этнические группы должны иметь свои собственные территории. Раз у каждого этноса есть свое место, значит, этническая принадлежность являлась значимой характеристикой индивида. Таким образом, "национализм был вмонтирован в советскую систему власти и идеологии, что провоцировало дискриминацию" [11].

Отношение к человеку как к носителю определенного этноса не могло не привести к конфликту. "Крутые исторические перемены всегда вызывают так называемый "кризис идентичности", который усиливает этническую консолидацию всех групп" [7]. В итоге, в союзных республиках начали возникать политические движения, боровшиеся за независимость от СССР, которые в конце концов добились своего. "Парад суверенитетов" повлек за собой всплеск негативных эмоций по отношению к России и к русским вообще, в России же стали распространяться представления о том, что СССР существовал только благодаря тому, что русских "эксплуатировали" другие народы [11]. Распад СССР ликвидировал запреты на самовыражение, в том числе национальное и религиозное, что давало также возможность критиковать нравы, обычаи, традиции людей, принадлежащих к другой этнической или религиозной группе. То есть, если вспомнить то, о чем было сказано в теоретической части, в терминах Дюркгейма распад СССР привел к аномии: старые нормы и ценности уже не действовали, а новые еще не успели придумать. Кроме того кризис повлек за собой и личную неустроенность, вину за которую многие предпочитали перекладывать на чужаков.

"Поиск виноватых"

А. Муравьев пишет, что "в основе ксенофобии лежит триада - гнев, отвращение, презрение. Эти эмоции образуют несложный поведенческий комплекс, обусловленный, вообще говоря, личностным и коллективным уровнем тревожности и агрессии. Этот уровень подвергается измерению и чем более высока тревожность, тем более подсознание пытается вылезти из ловушки за счет вытеснения причины беспокойства. На коллективном уровне тревога выливается в "поиск виноватых" [8]. Попытки преодолеть тревожность, нейтрализовать страх ведут к ненаправленной агрессии, которая проявляется в спорах, вспышках неприязни, мифологизировании истории взаимоотношений этносов.

Экономическая причина

Одно из определений ксенофобии, приведенное Муравьевым трактует ее как ответ на растущую конкуренцию за ограниченные экономические и социальные ресурсы [8]. Подробнее об этой причине можно прочитать в работе Л. Гудкова. Дело в том, что с началом восстановительного экономического роста в Россию потянулись мигранты, мотивированные прежде всего экономическими интересами, проблемами выживания, безработицей, перенаселением. Изначально, у местного населения шансов занять определенные вакансии, естественно, было больше, однако у мигрантов стимулы были гораздо выше: они не могли претендовать на социальные пособия и льготы, на которые рассчитывала часть местного населения. В этой ситуации мигранты, заполнив вакансии в стремительно развивающейся системе обслуживания, стали заметным явлением социальной жизни, и на них проецировались массовые негативные установки, канализировалось раздражение и фрустрация, особенно у дезадаптированной части населения, которая в России, между прочим, составляла до половины всего городского населения[12] [12].