Участие Русской Православной Церкви в жизни современного общества
Сегодня и научная общественность, и политическая элита озабочены перспективами дальнейшей модернизации отечественной государственности, которая представляется необходимым моментом в становлении крепкой и сильной современной России, способной не только отстаивать право на свое внутреннее самоопределение, но и показывать пример социальной организации другим странам. И это несмотря на то, что по сути Россия переживает в настоящее кризис самоорганизации.
К сожалению, как показывает анализ деятельности российских СМИ, будущее нашего государства видится им преимущественно в контексте либерально-демократических реформ, которые, как было показано в настоящем исследовании, имплицитно предполагают и утверждение неопротестантской идеологии. У неискушенного зрителя или читателя вполне может сформироваться ощущение того, что у России нет выбора, кроме повторения западных «задов» (П. Я. Чаадаев). Решение проблем существующая власть ищет на путях модернизации экономики и углубления демократических процессов в политической жизни. Всё это, бесспорно, важно. Но очевидно и другое: сконцентрировавшись только на этом, страна не сможет выйти из кризиса, охватившего все сферы общественной жизни. Выдающиеся мыслители России XIX и начала XX вв. смотрели на эту проблему глубже и настойчиво советовали нам, живущим ныне, не замыкаться только на материальных интересах, но не меньше заботиться о нравственном, духовном развитии личности.
В настоящее время православие стало приобретать особое значение культурного стержня и символа национальной идентичности. В ходе трансформации российского общества произошла реконструкция религиозных отношений в общей системе социальных отношений. Религиозный фактор сегодня непременно учитывается при решении международных социально-политических и экономических проблем. Более того, роль религии в сфере политики и в системе власти постоянно возрастает. После «семидесятилетнего забвения» православная церковь как социальный институт вернула себе субъектный статус в общественной жизни.
В течение последних 20 лет все уверенней слышатся голоса по поводу «православного возрождения» в России. Открываются церкви, представители Русской Православной Церкви все чаще выступают на телеканалах, а избрание на патриарший престол митрополита Кирилла было отмечено знаками внимания со стороны Кремлевской администрации.
Постоянно с начала 1990-х годов росло число людей, в опросах называющих себя православными; ныне оно превышает 80 %. Несомненна определяющая роль РПЦ как хранительницы национальной традиции. Наибольшее значение для социально-политической жизни России имеют собственно те ценности, которые утверждает сегодня, да и утверждала всегда РПЦ. И они логично и естественно оказались привязанными к реставрационным настроениям современного российского сознания. Бытующие в общественном мнении аморфные представления о России как об отдельной цивилизации, развивающейся своим особым путем, находят выражение в православной идентичности. Церковь становится институтом, закрепляющим русскую уникальность и идентичность.
С того времени, как духовенство РПЦ получило возможность влиять на российскую общественность, оно не уставало призывать ее к возврату к национальным традициям, в том числе и социально-политическим, что является несовместимым с пропагандой протестантских ценностей и порядков. По словам патриарха Алексия II, «… часто раздаются голоса, что нам нужно найти национальную идею. И ищут национальную идею где-то за океаном или в Западной Европе. Но я убежден, что наша национальная идея – в трудном, но славном прошлом, в том, что пережила Россия за тысячелетний период своей истории. Важно вернуться к тем основам жизни, которыми жил наш народ, будучи народом-богоносцем, верующим, нравственно чистым»[181].
При этом совсем не предполагается искать социальные идеалы на Западе, который в полной мере показал свою духовную ущербность (хотя и не отрицается возможность многому у него научиться в других аспектах). По словам Патриарха Кирилла, «гуманистические идеалы прав и свобод противоречат стремлению верующего человека всеми силами оградить своих близких и свой народ от греха вероотступничества»[182].
Необходимо отметить, что Россия исторически многому обязана православному христианству: православие было связующим и объединяющим началом разобщенных славян, православие объединило русские земли, православие приобщило многие народы к русской народности, православная Церковь стояла на страже русского единства и государственной целостности, православная вера являлась основой любви к отечеству, когда вставал роковой вопрос – быть или не быть России – двигателем народной мысли и силы всегда было православие.
Именно Православная Церковь (как социальный институт) являлась той социальной структурой, которая, существуя наравне с государством, обеспечивала определенную политическую стабильность, или оказывалась носительницей национальной идеи, духовно объединяя русских (как социальный институт и как православное мировоззрение, вера). Такая заметная роль в политическом пространстве России и сегодня, в условиях «возрождения православия», не может не вызывать вопросы о политическом значении Русской Православной Церкви, ее отношении к государству.
При этом необходимо обратить внимание на то, какие исторические модели взаимоотношений церковных и государственных институтов формировались в России и в мире.
По мысли А. В. Щипкова, таких моделей можно выделить три: сепарационную, авторитарную и кооперационную[183]:
1. Сепарационная модель основывается на раздельном, самостоятельном сосуществовании государственных и религиозных институтов. К примеру, такую модель можно наблюдать в тех случаях, когда общество тоталитарно и в нем существует некий орган, подчиненный государству в узком смысле, как управленческой машине, и следящий за тем, чтобы все религиозные проявления были отделены от государства в широком смысле, как совокупности всех его граждан, за исключением тех случаев, когда эти граждане сами изъявляют желание следовать тому или иному религиозному культу. Эта модель может существовать и в демократическом государстве, в последнем случае государство в узком смысле, хотя и не осуществляет гонений на религиозные организации, но и не помогает им ни в чем, в том числе и в зарабатывании денег, необходимых для их функционирования. Церковь рассматривается лишь как субъект рыночных взаимоотношений.
2. Авторитарная модель также вездесуща – и при тоталитарной диктатуре, и при развитом демократическом обществе. Различие с первой моделью в том, что государственная власть признает ту или иную религиозную ценностно-целевую систему, однако желает идеологически подчинить ее себе, даже если это сопровождается декларациями о невмешательстве во внутренние дела церкви.
3. Кооперационная модель имеет то преимущество, что в ней государство и церковь выступают как равные партнеры.
На первый взгляд последняя модель тождественна византийской концепции симфонии властей. Однако отметим, что проводить такое отождествление будет не совсем верным. Дело здесь в том, что симфонический идеал византийского православия отнюдь не предполагает равенства светской и духовной властей. Партнерство, конечно, предполагается, но равенства церкви и государства не может быть, как не может быть и равенства божественного и человеческого миров. Нераздельность их и неслиянность – да, но равенство – ни в каком случае. Земной прерогативой церкви является освящение власти, но только этим и ограничивается партнерство властей.
Сферы небесного и земного, горнего и дольнего в православном христианстве разделены, но вместе с тем и взаимно переплетены. Поэтому Русская Православная Церковь никогда не настаивала (за редкими историческими исключениями) на прямом участии в государственной власти, но, тем не менее, никогда не отказывалась и от участия в общественной жизни. Церковная община вплетена в сеть социальных связей и не может рассматриваться изолированной, поэтому важнейшая общественная функция церкви – одобрение или же неодобрение действия властей, причем оценка эта исходит не столько от церковной иерархии, сколько от самого народа, который и составляет важнейший элемент церкви.
В этом смысле третья модель, кооперационная, представляется нам наиболее приемлемой для современных российских социально-политических реалий.
В целях соблюдения логики дальнейшего изложения теперь необходимо обратить исследовательское внимание на то, как современная Русская Православная Церковь видит перспективы социально-политического развития нашей страны. То, что активно пропагандируемая сегодня либерально-демократическая доктрина не представляется этой церкви достаточно эффективной, стало ясно уже в 2000 году на Юбилейном Архиерейском соборе, на котором были приняты Основы социальной концепции (ОСК) РПЦ.
Не отрицая необходимости разделения сфер компетенции государственных и церковных институтов, и в этом смысле выступая за отделение церквей от государства, Русская Православная Церковь, тем не менее, весьма настороженно относится к декларации о в целом светском характере государства и независимости религиозной жизни от социально-политической: «В современном мире государство обычно является светским и не связывает себя какими-либо религиозными обязательствами» (ОСК, Ш. З). Однако в этом утверждении, с точки зрения православного мировоззрения, содержится противоречие, снимающее вопрос о высшем предназначении государства: «Государство как необходимый элемент жизни в испорченном грехом мире, где личность и общество нуждаются в ограждении от опасных проявлений греха, благословляется Богом... Священное Писание призывает власть имущих использовать силу государства для ограничения зла и поддержания добра, в чем и видится нравственный смысл существования государства» (ОСК, III.2).
Высшая цель государственной деятельности заключается в ограждении людей от зла, дающем им возможность следовать по пути добра. Последнее же ни в какой мере не может быть прерогативой какого бы то ни было светского государства – либерально-демократического ли, или коммунистического. Определение и освящение социальных целей и ценностей является целиком прерогативой даже не церквей как религиозных институтов, не клира, но Церкви как соборного единения и клира, и мира. В этом смысле никак нельзя рассматривать деятельность церкви в отрыве от социальной жизни вообще и социально-политической в частности.
Важнейшими социальными функциями церкви являются, таким образом, телеологическая, аксиологическая и этическая (нравственная). Избегая прямого участия в общественно-политической жизни, она, тем не менее, оставляет за собой право нравственной оценки действий власти, их одобрения или же неодобрения. А поскольку члены церкви в ней не изолированы, осуществляя самую разнообразную деятельность в обществе, эта оценка, или прямо, или косвенно, не может не влиять на жизнь всего общества. Именно таким образом действует сегодня механизм «освящения власти». И механизм этот движим волеизъявлением народа (по сути, демократическим в широком и неангажированном смысле этого слова), обусловливающимся не лично-корыстными интересами, но общецерковными.
И, несмотря на то, что в ОСК РПЦ наиболее приемлемыми полагаются теократические и монархические формы государственного правления, обусловлено это не только традицией, но и в немалой степени тем, что «современные демократии, в том числе монархические по форме, не ищут Божественной санкции власти» (ОСК, III.7). Церковная иерархия, ориентирующаяся на Иерархию Небесную, в качестве управленческого идеала полагает принцип единоначалия, санкционированного Богом, и это вполне укладывается в логику религиозного мышления, однако не всегда понимается представителями светского секуляризованного общества, вызывая их опасения, одно из которых было недавно высказано журналистом И. Петровской: «Я – о навязывании народу веры в то, что власть – от Бога, а не от него самого, веры, чрезвычайно опасной для страны с не вполне осознанной демократией»[184].
Однако в православии интерпретация понятия «власть от Бога» имеет свою долгую историю и во многом расходится со светскими представлениями о ней. Толкуя известное изречение Апостола Павла из его «Послания к римлянам», епископ Кассиан (Безобразов) пишет: «Апостол соглашается признать носителей власти служителями Божиими, если они неуклонно исполняют все обязанности, которые на них возложены. Иначе говоря, не всякая власть, не власть, как таковая, а только та, которая исполняет свое назначение, может быть рассматриваема, как Божие установление»[185]. Таким образом, совсем неправомерно разделение «власти от Бога» и «власти от народа», проводящееся И. Петровской, поскольку именно через последнюю проявляется легитимизирующее земную власть Божественное благоволение.
ОСК РПЦ подвергает критике принцип светскости государства, поскольку он противоречит широким представлениям о государстве как совокупности входящих в него социальных институтов и граждан: «Нельзя понимать принцип светскости государства как означающий радикальное вытеснение религии из всех сфер жизни народа, отстранение религиозных объединений от участия в решении общественно значимых задач, лишение их права давать оценку действиям властей. Этот принцип предполагает лишь известное разделение сфер компетенции Церкви и власти, невмешательство их во внутренние дела друг друга» (ОСК, III. З). И затем в ОСК четко определяется, во что в жизни церкви ни в каком случае не должно вмешиваться государство: «Государство не должно вмешиваться в жизнь Церкви, в ее управление, вероучение, литургическую жизнь, духовническую практику и так далее, равно как и вообще в деятельность канонических церковных учреждений, за исключением тех сторон, которые предполагают деятельность в качестве юридического лица, неизбежно вступающего в соответствующие отношения с государством, его законодательством и властными органами. Церковь ожидает от государства уважения к ее каноническим нормам и иным внутренним установлениям» (ОСК, III.3), и, в свою очередь, как уже отмечалось, обязуется не участвовать прямо в политической жизни государства, не исключая при этом, однако, косвенного на нее влияния.
Принимая во внимание тот непреложный факт жизни многонационального и поликонфессионального российского общества, что в религиозно-идеологической сфере недопустимо никакое принуждение, уже в первой главе ОСК Русская Православная Церковь декларирует: «Не ставя прямой задачи обращения всех в православие в качестве условия сотрудничества, Церковь уповает, что совместное благотворение приведет ее соработников и окружающих людей к познанию Истины, поможет им сохранить или восстановить верность богоданным нравственным нормам...» (ОСК, I.4).
Предлагаются и конкретные механизмы такого сотрудничества церквей и государства, носящие консультативный характер. Особенно важны такие механизмы как для государства, так и для всего общества при решении вопросов, связанных с делами благотворительности, воспитания, здравоохранения и прочими, требующими не только государственных усилий, но и нравственно-религиозной санкции. Также немаловажной в ОСК представляется критическая функция церкви, которая «должна указывать государству на недопустимость распространения убеждений или действий, ведущих к установлению всецелого контроля за жизнью личности, ее убеждениями и отношениями с другими людьми, а также к разрушению личной, семейной или общественной нравственности, оскорблению религиозных чувств, нанесению ущерба культурно-духовной самобытности народа или возникновению угрозы священному дару жизни» (ОСК III.6).
Признается даже такое средство воздействия церкви на государство (при условии несоблюдения последним нравственных требований), как мирное неповиновение в случаях, когда «власть принуждает православных верующих к отступлению от Христа и Его Церкви, а также к греховным, душевредным деяниям» (ОСК, III.5). Следует отметить, что здесь Русская Православная Церковь прибегает к классическому средству, свойственному для институтов гражданского общества. Такой всецело «гражданско-общественный» подход утверждал в своей речи Патриарх Алексий II: «Наши отношения с государством можно назвать критической солидарностью – Церковь поддерживает власть во всяком добром деле, решительно противостоит попыткам ее ослабить, но одновременно возвышает свой пророческий голос, когда видит со стороны власти нравственно не оправданные поступки или бездействие в какой-либо важной области»[186].
Принцип ненасильственности распространяется Русской Православной Церковью и в отношении к другим исторически свойственным для России религиям, и к неверующим. Ведь всякий человек вправе придерживаться того или иного (или никакого) вероисповедания, что обусловливается его личными убеждениями, свободой совести (ОСК, III.6). Однако РПЦ настаивает и на том, что, в свою очередь, она «также вправе ожидать, что государство при построении своих отношений с религиозными объединениями будет учитывать количество их последователей, их место в формировании исторического и духовного облика народа, их гражданскую позицию» (ОСК, III. 6).
Как видим, Русская Православная Церковь признает механизмы демократической модели, лежащей в основании социально-политической жизни современного российского общества, выражая при этом неприемлемость для нее секулярных предпочтений, свойственных для многих общественных деятелей. Можно предположить, что лица, ответственные за написание ОСК РПЦ, ясно отдавали себе отчет в различии понятий «гуманность» и «гуманизм», отрицая последний в качестве светской идеологии, ведущей к росту бездуховности человека и деградации общественной нравственности. И единственной альтернативой, способной скрепить и возродить российское общество, они полагали религиозно освященное стремление к созданию духовного и нравственного общества. А это значит, что религия не должна сводиться только к приватной сфере бытия человека, ей необходим и выход в общественную жизнь. Разумеется, это публичное участие церкви должно быть пропорционально активности и количеству ее добровольных членов.
При исследовании влияния социально-политических традиций православия на современную российскую общественную жизнь и на процессы модернизации отечественной государственности важным является рассмотрение православного взгляда на проблемы мировой политики, в особенности в свете роста влияния глобализационной тенденции. А. В. Митрофанова с сожалением констатирует отсутствие фундаментальных научных трудов[187]. А последняя глава ОСК РПЦ дает не систематическое, а самое общее представление об этой проблеме. Однако следует все же отметить, что есть некоторое число текстов, которые отражают общий православно-церковный курс в этом вопросе. К таким текстам, например, относится статья Патриарха Алексия II «Мир на перепутье», опубликованная в «Независимой газете» в конце 90-х гг. XX в.[188], а также статьи митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла (Гундяева) «Обстоятельства нового времени»[189] и «Норма веры как норма жизни»[190], напечатанные здесь же.
На внешнеполитические воззрения Русской Православной Церкви немалое влияние оказывало воздействие западных конфессий, в том числе и протестантских. Ее представители всегда подчеркивали единство всей христианской цивилизации, невзирая на расколы, привносимые разными догматическими толкованиями. Путь сближения христианских церквей представляется для РПЦ важным и даже необходимым, однако при соблюдении целого ряда условий, выполнение которых затрудняется невозможностью поступиться важнейшими принципами православного вероисповедания.
Исторические искажения христианского мировоззрения, допущенные католицизмом, и в особенности – протестантизмом, признаются православной церковью весьма опасными для всего христианства[191]. Действительно, следует признать, что на современные взаимоотношения российского православия и западного христианства оказывают влияние не столько религиозные прямые конфликты, ушедшие в прошлое, сколько расхождения в догматических вопросах, имеющие широкие последствия в разности мировоззрений, нелегко преодолимой. Мировоззренческие расхождения обусловливают представления РПЦ о многополярности современного мира, детерминируемой цивилизационными и идеологическими различиями. Она призывает к «выстраиванию межгосударственных отношений и системы международного права с учетом не только либерального стандарта, но и других идеологических традиций»[192] в глобализирующемся мире.
Позицию православной церкви по отношению к глобализационным процессам правомерно характеризовать как умеренно-консервативную, предполагающую сохранение культурного многообразия в целостном мире на соборных принципах. При этом, как подчеркнул в 2001 г. митрополит Кирилл (Гyндяeв), «Мы выступаем за то, чтобы быть признанными органической частью интеграционного процесса и в качестве таковой иметь возможность внести свой вклад в выработку его принципов. В этом смысле Россия, будучи евразийским государством, соединившим на своих пространствах Восток и Запад, обладает уникальным цивилизациониым потенциалом»[193].
Существует множество проблем между РПЦ и западными конфессиями, не решаемое в одночасье. Одной из таких проблем является проблема прозелитизма. Русская Православная Церковь вполне справедливо упрекает американские и европейские христианские организации в том, что они в годы слабости православной церкви на российской земле воспользовались ею для продвижения своих собственных интересов. Чрезмерно активной деятельностью католиков и протестантов на нашей земле объясняются многие напряженные моменты в их взаимоотношениях с православными. Отрицательные последствия миссионерской деятельности исторически несвойственных для России конфессий сегодня признают уже и на Западе. В частности, директор Кестенского института Лоуренс Юззелл высказался в пользу идеи Берта Бича (Международная ассоциация религиозной свободы) о создании кодекса миссионера, в котором бы устанавливались определенные «правила этикета» для распространителей религиозных вероисповеданий, особенно на территориях, исторически являющихся христианскими, пусть и иноконфессиональными[194].
Однако, невзирая на существование множества проблем в межконфессиональных взаимоотношениях, диалог христианских церквей представляется Русской Православной Церкви единственной возможностью их разрешения. Так, например, протоиерей Всеволод Чаплин утверждает, что «православно-католический диалог переживает, наверное, самый трудный момент за последние полвека. Однако он жизненно необходим, особенно в период вызовов глобализации и нового мирового передела власти»[195].
Отдельной темой, выходящей уже за рамки настоящего исследования, является проблема взаимоотношений православного и исламского миров на постсоветском пространстве. Необходимо заметить, что риск возникновения здесь конфликтных ситуаций, на наш взгляд, гораздо менее вероятен, чем во взаимоотношениях исламского и секулярного миров, поскольку, с одной стороны, мусульмане признают христианскую религию в качестве исторической религии, с которой веками вырабатывались формы сосуществования, с другой же – православие имеет большой опыт взаимодействия с мусульманством в пределах Российского государства. Неприятие исламским миром либерально-демократических ценностей, исторически обусловливающихся воздействием идеологии протестантизма, намного более характерно для современной ситуации, чем неприятие ценностей православия, что открывает возможность для нахождения межрелигиозного консенсуса в социально-политическом пространстве России.
Таким образом, подытоживая вышесказанное, можно заключить, что международная деятельность Русской Православной Церкви сегодня активно проводится в трех основных направлениях:
Собирание и сохранение православных церквей за рубежом.
Консолидация церковного общения.
Взаимовыгодное сотрудничество как с другими христианскими конфессиями, так и с иными вероисповеданиями.
Следование принципу культурно-религиозного разнообразия открывает возможности для взаимопонимания между историческими религиями, для проведения диалога между ними и нахождения приемлемого консенсуса. Роль православия при этом никак нельзя уменьшить.
В газете «Русский обозреватель» от 22 января 2010 г. была напечатана статья: «Медведев: Православие объединяет государства и народы». В своем выступлении Дмитрий Медведев заявил, что все попытки рассорить народы, объединенные православными ценностями, заведомо обречены на провал. «Именно общие духовные и культурные ценности способны сблизить и государства, и людей», - подчеркнул президент. Дмитрий Медведев отметил, что «православный мир – это огромная цивилизационная общность, внесшая уникальный вклад в развитие человечества». «И важно, что сегодня у нас есть стремление к единству, готовность и умение вести самый широкий диалог, в том числе и межконфессиональный, понимать друг друга, какими бы разными мы ни были, вместе работать во имя благополучия и процветания наших народов», - заявил глава Российской Федерации. «Все попытки рассорить православные народы в конечном счете оказывались несостоятельными», - добавил Д. А. Медведев и выразил убеждённость в том, что «так будет и впредь»[196].
На состоявшейся 3 февраля 2011 г. встрече Президента России с участниками Архиерейского собора в Георгиевском зале Большого Кремлёвского дворца Д. А. Медведев открыто заявил, что российская власть «признаёт вклад Церкви в развитие государственности, в утверждение духовно-нравственных ценностей в российском обществе». «Я хочу, - сказал он, - обратиться к духовенству, ректорам духовных учебных заведений: духовное воспитание – это заслон для зла, это противодействие ненависти. И многое сегодня зависит от ваших проповедей, позиций, наставлений, пастырского слова, адресованного молодёжи. Работа с ней – важнейшая забота священноначалия. Не только молодые, но и люди старшего возраста нуждаются в духовной поддержке. Нужна она и армии». Газета «Известия» отчёт об этой встрече подала под заголовком «Власть нуждается в поддержке церкви»[197].
Премьер-министр Владимир Путин в беседе с Патриархом отметил: «В эти светлые и радостные пасхальные дни люди испытывают особые чувства душевного подъема, устремленности к приумножению добра в нашем мире. Под Вашим предстоятельством Русская Православная Церковь возрождает и развивает духовно-культурное наследие православия, столь важную для нашего общества социальную работу, опирающуюся на традиции милосердия и сострадания. Многое делает для укрепления гражданского согласия и межконфессионального диалога». В. Путин выразил уверенность, что «многовековая мудрость православия будет и впредь давать российскому народу духовно-нравственные ориентиры для бытия и созидания»[198].
На основании этих выступлений можно констатировать, что представители государственной элиты также убеждены в том, что России необходимо идти своим историческим путем, который немыслим без православия, и, более того, православие является основой, фундаментом для созидательных процессов, происходящих в обществе. Русская православная церковь внесла и продолжает вносить неоценимый вклад в поддержание стабильности и общественного согласия в России.
Во все времена православная церковь являлась носителем духовных и нравственных ценностей России. В современном изменяющемся мире, всё более отдаляющемся от своей духовной составляющей, она выстраивает тесное взаимодействие с обществом во всех сферах его деятельности. И теперь, когда общество, ведомое деструктивными протестантско-либеральными ценностями, морально разлагается, теряет смысл своего существования, православие готово помочь выйти из сложившейся ситуации и поменять вектор общественного развития, предложить социетальную идеологию, основанную на православных ценностях, в которую мог бы глубоко и искренне поверить человек, и которая позволила бы гармонизировать отношения человека с реальностью, придать существованию непреходящий смысл. Но на начальном этапе выполнения этого в современном секулярном мире, где основная масса людей не религиозна, необходим немного другой подход. В этом смысле политическое православие, на определенном этапе, является выходом из сложившейся ситуации.
А. В. Митрофанова дает следующее определение политической религии: она определяется «либо как особая форма религии, которая обосновывает политическое действие, либо как особая форма идеологии, которая обосновывает политическое действие через апелляцию к потусторонним силам. Иначе говоря, политическая религия представляет собой гибрид религии и идеологии, посредническую форму, позволяющую связать религию с политическим действием»[199].
Возможно, именно политическое православие может добиться успехов в распространении своих идей, как в России, так и за рубежом, выступит в качестве альтернативы протестантско-либеральным ценностям.
Особый интерес вызывает православно-политический проект, который может быть реализован в России. Основой его является активно формирующаяся глобальная православно-политическая идеология. Православно-политический проект, на наш взгляд, может не только способствовать росту стабильности социальных отношений внутри России, но и привлекать сторонников консолидации с ней извне.
Следование православным принципам во многом может стать идеологической альтернативой чужеродной западной либерально-демократической модели, неудовлетворительно прививаемой сегодня в России. В последнее время становится все более ясным, что эта модель, основанная на мифологеме о возможности всеобщего равного, и при этом практически неограниченного потребления, несмотря на то, что более или менее эффективно реализуется в странах «золотого миллиарда», тем не менее, неприемлема для всего мира хотя бы по причине ограниченности ресурсов нашей планеты.
А. Д. Шутов подчеркивает: «…если все страны мира выйдут на «американский» уровень потребления, то сырьевых и энергетических ресурсов планеты хватит буквально на несколько лет»[200]. Поэтому для всего человечества сегодня необходима стратегия развития, основанная не на потребительских принципах, а на духовно-нравственных, и на приоритетные роли в связи с этим выходят традиционные религии, в том числе православие.
Европа сегодня отошла, и все более отходит от христианства, те же самые процессы происходят в Соединенных Штатах Америки, еще до недавнего времени ассоциировавших себя с христианской цивилизацией. Западный мир живет уже в постхристианскую эпоху, В США и Европе полным ходом идут процессы секуляризации. Запрещается употребление христианской символики, запрещается употребление имени Божия и законодательство предельно секуляризовано. Либерализм, имевший свои исторические основания в протестантских личностных ценностях, постепенно вырождается в либертаризм, абсолютизирующий принцип индивидуализма, обусловливающий в обществе «кризис фрагментарности», ведущий, в свою очередь, к кризису социальности и кризису культуры, собственно говоря – к распаду общественных связей вследствие социальной атомизации. И на фоне всего этого социального распыления кощунственно торжествует современный вырожденческий гедонизм.
Опасность современного либерализма, по нашему мнению, заключается даже не в том, что его идеология релятивизирует общественные цели и ценности, и не в том, что на приоритетные роли она выводит культ всеобщего потребления, трансформируя Общество Разума в Общество Потребления, а в том, что он объявляет свою систему ценностей единственно возможной для современного мира, тем самым конструируя, видимо, самую тоталитарную идеологию в истории человечества. Всецело тоталитарный характер либерализма детерминирует неприятие им других ценностей и идей, его неприязнь к любому инакомыслию. Зародившись в эпоху торжества свободомыслия, либерализм парадоксальным образом, однако всецело диалектически привел к отвержению всякой свободы, и доказательства этого можно найти практически в каждом факте современной социальной политики «развитых» стран, как внутренней, так и внешней.
Таким образом, нововременные надежды евро-атлантической цивилизации, питающие вдохновение в идеях свободы человека и общественного прогресса, завели человечество в социальный тупик, из которого нет выхода, если не обернуться назад и не поискать в своем прошлом, в традиции, иных, не менее, даже более высоких целей развития, наделенных духовным смыслом[201].
Что касается духовно-нравственного возрождения, Г. Рормозер видит единственный источник только в христианской религии. Таким образом, уже ученые протестантских стран сами начали задумываться об изменении вектора развития общества и замене правящей либеральной идеологии на другую, несущую сакральный смысл, а не удовлетворяющую только материальные потребности.
В свете этих процессов можно предположить, что если православный проект удастся в России, которая еще не до конца стала секулярной и не восприняла в полной мере западную либеральную модель, может начаться возвращение к исконному мессианскому проекту «Москва – Третий Рим», согласно которому она выступит в роли хранительницы православной веры и цивилизации. Более того, поведет весь христианский мир православным путем.
В этой связи нельзя не вспомнить о, возможно, пророческой мысли К. Н. Леонтьева, который подчеркивал, что целостность российской государственности следует сохранить не только для нее самой, но и для старой, но великой Европы, «которой мы столько обязаны и которой хорошо бы заплатить добром». «Если Запад впадет в анархию, нам нужна дисциплина, чтобы помочь самому этому Западу, - был уверен Леонтьев, - чтобы спасать в нем то, что достойно спасения, то именно, что сделало его величие: Церковь, какую бы то ни было, государство, остатки поэзии, быть может и саму науку!»[202].
Также и Л. П. Карсавин считал, что есть повод для социального оптимизма, заключающийся в имеющей многовековую историю развития идее соборности, развиваемой в православном мировоззрении[203]. Не отрицая заслуг западного христианства, мыслитель, тем не менее, полагал, что почти весь труд раскрытия христианского вероучения выпал на долю православия.
Принимая во внимание факт возможной ангажированности знаменитых наших соотечественников православной религией, не будем делать чрезмерный акцент на месте и роли православия в развитии современного глобализирующегося мира, однако научная совесть и исследовательская этика не позволят нам и отрицать или ретушировать значимость социально-политических православных традиций для процессов модернизации государственности в российских пределах.